Неточные совпадения
На этот раз ему
удалось добраться почти к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть
гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
По мере того, однако ж, как дело подходило к зиме, свидания их становились реже наедине. К Ильинским стали ездить
гости, и Обломову по целым дням не
удавалось сказать с ней двух слов. Они менялись взглядами. Ее взгляды выражали иногда усталость и нетерпение.
Так японцам не
удалось и это крайнее средство, то есть объявление о смерти сиогуна, чтоб заставить адмирала изменить намерение: непременно дождаться ответа. Должно быть, в самом деле японскому глазу больно видеть чужие суда у себя в
гостях! А они, без сомнения, надеялись, что лишь только они сделают такое важное возражение, адмирал уйдет, они ответ пришлют года через два, конечно отрицательный, и так дело затянется на неопределенный и продолжительный срок.
Гость говорил, очевидно увлекаясь своим красноречием, все более и более возвышая голос и насмешливо поглядывая на хозяина; но ему не
удалось докончить: Иван вдруг схватил со стола стакан и с размаху пустил в оратора.
Входя в бедное его жилище, проезжающий смотрит на него как на врага; хорошо, если
удастся ему скоро избавиться от непрошеного
гостя; но если не случится лошадей?..
Кирила Петрович оделся и выехал на охоту с обыкновенной своею пышностию, — но охота не
удалась. Во весь день видели одного только зайца, и того протравили. Обед в поле под палаткою также не
удался, или по крайней мере был не по вкусу Кирила Петровича, который прибил повара, разбранил
гостей и на возвратном пути со всею своей охотою нарочно поехал полями Дубровского.
Берендеи,
Кому из вас
удастся до рассвета
Снегурочку увлечь любовью, тот
Из рук царя, с великим награжденьем
Возьмет ее, и лучшим
гостем будет
За царскими столами на пирах,
На празднике Ярилы.
Один из последних опытов «гостиной» в прежнем смысле слова не
удался и потух вместе с хозяйкой. Дельфина Гэ истощала все свои таланты, блестящий ум на то, чтоб как-нибудь сохранить приличный мир между
гостями, подозревавшими, ненавидевшими друг друга. Может ли быть какое-нибудь удовольствие в этом натянутом, тревожном состоянии перемирия, в котором хозяин, оставшись один, усталый, бросается на софу и благодарит небо за то, что вечер сошел с рук без неприятностей.
Итак, Москва не
удалась. Тем не менее сестрица все-таки нашла себе «судьбу», но уже в провинции. Вспомнила матушка про тетеньку-сластену (см. гл. XI), списалась с нею и поехала
погостить с сестрицей. В это время в Р. прислали нового городничего; затеялось сватовство, и дело, при содействии тетеньки, мигом устроилось.
Ежедневно шатаясь около пруда и бродя вдоль реки, которая у нас очень рано очищалась от льда, я всегда имел один ствол, заряженный гусиною дробью, и мне не один раз
удавалось спустить на землю пролетного
гостя.
В дверях ему
удалось как бы поправиться, натолкнувшись на одного входившего господина; пропустив этого нового и незнакомого князю
гостя в комнату, он несколько раз предупредительно подмигнул на него сзади и таким образом все-таки ушел не без апломба.
Все встали и отправились на террасу, за исключением Гедеоновского, который втихомолку
удалился. Во все продолжение разговора Лаврецкого с хозяйкой дома, Паншиным и Марфой Тимофеевной он сидел в уголке, внимательно моргая и с детским любопытством вытянув губы: он спешил теперь разнести весть о новом
госте по городу.
Гости будут самые близкие люди; но давно ему не
удается собрать тех, кого бы хотелось зазвать и без больших затей угостить в своем углу.
Не знаю, как тебе высказать всю мою признательность за твою дружбу к моим сестрам. Я бы желал, чтоб ты, как Борис, поселился в нашем доме. Впрочем, вероятно, у тебя казенная теперь квартира. Я спокойнее здесь, когда знаю, что они окружены лицейскими старого чекана. Обними нашего директора почтенного. Скоро буду к нему писать. Теперь не
удастся. Фонвизины у меня — заранее не поболтал на бумаге, а при них болтовня и хлопоты хозяина, радующегося добрым
гостям. Об них поговорю с Николаем.
Как жаль мне, добрый Иван Дмитриевич, что не
удалось с вами повидаться; много бы надобно поговорить о том, чего не скажешь на бумаге, особенно когда голова как-то не в порядке, как у меня теперь. Петр Николаевич мог некоторым образом сообщать вам все, что от меня слышал в Тобольске. У Михайлы Александровича
погостил с особенным удовольствием: добрая Наталья Дмитриевна приняла меня, как будто мы не разлучались; они оба с участием меня слушали — и время летело мигом.
Девицы с некоторой гордостью рассказывали
гостям о тапере, что он был в консерватории и шел все время первым учеником, но так как он еврей и к тому же заболел глазами, то ему не
удалось окончить курса.
Шаги куда-то
удалились, потом снова возвратились, и затем началось неторопливое отпирание дверей. Наконец, наши
гости были впущены. Вихров увидел, что им отворила дверь некрасивая горничная; в маленьком зальце уже горели две свечи. Генерал вошел развязно, как человек, привыкший к этим местам.
— Я ничего не ищу, — отвечал ей Павел. — По милости ваших
гостей, мне не только что ручки вашей не
удастся поцеловать, но даже и сказать с вами двух слов.
— Господа, хотите играть в карты? — отнеслась Мари к двум пожилым генералам, начинавшим уж и позевывать от скуки; те, разумеется, изъявили величайшую готовность. Мари же сейчас всех их усадила: она, кажется, делала это, чтобы иметь возможность поговорить посвободней с Вихровым, но это ей не совсем
удалось, потому что в зало вошел еще новый
гость, довольно высокий, белокурый, с проседью мужчина, и со звездой.
Когда у Нехлюдовых бывали
гости и между прочими иногда Володя и Дубков, я самодовольно и с некоторым спокойным сознанием силы домашнего человека
удалялся на последний план, не разговаривал и только слушал, что говорили другие.
Утром в Химках прощание с сестрой Зиной, у которой он
гостил в летние каникулы. Здесь же, по соседству, визит семье Синельниковых. С большим трудом
удалось ему улучить минуту, чтобы остаться наедине с богоподобной Юленькой, но когда он потянулся к ней за знакомым, сладостным, кружащим голову поцелуем, она мягко отстранила его загорелой рукой и сказала...
Мне
удалось тогда сорвать напряженное состояние вечера шуткой, за которую на меня после очень косился Д.И. Тихомиров, — но на этот раз она достигла своей цели, развеселила
гостей, и вечер прошел прекрасно.
По выполнении церемонии представления мы
удалились в кабинет, где нам немедленно вручили по стакану чая, наполовину разбавленного кизляркой (в человеке, разносившем подносы с чаем, мы с удовольствием узнали Кшепшищольского).
Гостей было достаточно. Почетные: письмоводитель Прудентов и брантмейстер Молодкин — сидели на диване, а младшие — на стульях. В числе младших
гостей находился и старший городовой Дергунов с тесаком через плечо.
Когда кончился обряд и Елена, поддерживаемая девушками,
удалилась в светлицу,
гости, по приглашению Морозова, опять сели за стол.
— Скажите-ка, père Joseph, лучше что-нибудь о себе, как вы провели эти годы? Моя жизнь не
удалась, побоку ее. Я точно герой наших народных сказок, которые я, бывало, переводил вам, ходил по всем распутьям и кричал: «Есть ли в поле жив человек?» Но жив человек не откликался… мое несчастье!.. А один в поле не ратник… Я и ушел с поля и пришел к вам в
гости.
И в результате выходило совсем не то, что я ожидал, поступая в лакеи; всякий день этой моей новой жизни оказывался пропащим и для меня и для моего дела, так как Орлов никогда не говорил о своем отце, его
гости — тоже, и о деятельности известного государственного человека я знал только то, что
удавалось мне, как и раньше, добывать из газет и переписки с товарищами.
Прерванный на минуту разговор возобновился; но едва успел Менандр сообщить, что ладзарони лежат целый день на солнце и питаются макаронами, как стали разносить чай, и
гости разделились на группы. Я горел нетерпением улучить минуту, чтобы пристать к одной из них и предложить на обсуждение волновавшие меня сомнения. Но это положительно не
удавалось мне, потому что у каждой группы был свой вопрос, поглощавший все ее внимание.
И она ведь не лгала, она верила в то, что говорила; она надеялась словами этими вызвать в себе презрение к нему и защитить им себя от него, но ей не
удалось это. Всё было направлено против нее, в особенности эта проклятая музыка. Так всё и кончилось, и в воскресенье собрались
гости, и они опять играли.
Ольгу ждут в гостиной, Борис Петрович сердится; его
гость поминутно наливает себе в кружку и затягивает плясовую песню… наконец она взошла: в малиновом сарафане, с богатой повязкой; ее темная коса упадала между плечьми до половины спины; круглота, белизна ее шеи были удивительны; а маленькая ножка, показываясь по временам, обещала тайные совершенства, которых ищут молодые люди, глядя на женщину как на орудие своих удовольствий; впрочем маленькая ножка имеет еще другое значение, которое я бы открыл вам, если б не боялся слишком
удалиться от своего рассказа.
На свадебном обеде мать моя была одною из почетнейших
гостей, но мне лично живо помнится этот обед потому, что в ряду тесно сдвинутых стульев пришлось сидеть между большими, и очень хотелось полакомиться прекрасно зарумяненными дупелями; но так как локтей поднять было невозможно, то у меня не хватило силы резать жаркое, и я напрасно щипал вилкой небольшие пряди мяса, которые
удавалось оторвать.
Довольный, что ему так
удалась роль миротворца, Коврин пошел в парк. Сидя на скамье и размышляя, он слышал стук экипажей и женский смех, — это приехали
гости. Когда вечерние тени стали ложиться в саду, неясно послышались звуки скрипки, поющие голоса, и это напомнило ему про черного монаха. Где-то, в какой стране или на какой планете носится теперь эта оптическая несообразность?
В назначенный день я пригласил к себе именно тех
гостей, которым не
удалось слышать комедию Гоголя.
Владимир. А мне жалки бесстыдные
гости; не могу видеть равнодушно этого презрения к счастию ближнего, какого бы роду оно ни было. Все хотят, чтобы другие были счастливы по их образу мыслей — и таким образом уязвляют сердце, не имея средств излечить. Я бы желал совершенно
удалиться от людей, но привычка не позволяет мне… Когда я один, то мне кажется, что никто меня не любит, никто не заботится обо мне… и это так тяжело, так тяжело!..
Окончилось вечернее моление. Феодор пошел к игумну, не обратив на нее ни малейшего внимания, сказал ему о причине приезда и просил дозволения переночевать. Игумен был рад и повел Феодора к себе… Первое лицо, встретившее их, была женщина, стоявшая близ Феодора, дочь игумна, который
удалился от света, лишившись жены, и с которым был еще связан своею дочерью; она приехала
гостить к отцу и собиралась вскоре возвратиться в небольшой городок близ Александрии, где жила у сестры своей матери.
Лишь только король
удалился, как окружили Алешу все придворные и начали его всячески ласкать, изъявляя признательность свою за то, что он избавил министра. Они все предлагали ему свои услуги: одни спрашивали, не хочет ли он погулять в саду или посмотреть королевский зверинец; другие приглашали его на охоту. Алеша не знал, на что решиться. Наконец, министр объявил, что сам будет показывать подземные редкости дорогому
гостю.
Все пришло в движение: учитель стремглав бросился из дверей, чтоб встретить его внизу, у крыльца;
гости встали с мест своих, и даже Алеша на минуту забыл о своей курочке и подошел к окну, чтоб посмотреть, как рыцарь будет слезать с ретивого коня. Но ему не
удалось увидеть его, ибо он успел уже войти в дом. У крыльца же вместо ретивого коня стояли обыкновенные извозчичьи сани. Алеша очень этому удивился! «Если бы я был рыцарь, — подумал он, — то никогда бы не ездил на извозчике, а всегда верхом!»
Дав слово вскорости повторить свое посещение,
гости наконец
удалились; приветливые взоры Эмеренции сопровождали их до самой столовой, а Калимон Иваныч вышел даже в переднюю и, посмотрев, как проворный слуга Бориса Андреича закутал господ в шубы, навязал им шарфы и натянул на их ноги теплые сапоги, вернулся в свой кабинет и немедленно заснул, между тем как Поленька, пристыженная своею матерью, ушла к себе наверх, а две безмолвные женские личности, одна в чепце, другая в темном платочке, поздравляли Эмеренцию с новой победой.
Бой окончен, старик
удаляется,
Взяв добычи порядочный пук…
За три комнаты слышно: стук! стук!
То не каменный
гость приближается…
Стук! стук! стук! — равномерно стучит
Словно ступа, нога деревянная:
Входит старый седой инвалид,
Тоже личность престранная… //…………..
Хитры были, догадливы келейные матери. В те самые дни, как народ справлял братчины, они завели по обителям годовые праздники. После торжественной службы стали угощать званых и незваных,
гости охотно сходились праздновать на даровщину. То же пиво, то же вино, та же брага сыченая, те же ватрушки, пироги и сочовки, и все даровое. Молёного барашка нет, а зато рыбы — ешь не хочу. А рыба такая, что серому люду не всегда
удается и поглядеть на такую… Годы за годами — братчин по Керженцу не стало.
Откушал Патап Максимыч икорки да балычка, селедок переславских, елабужской белорыбицы. Вкусно — нахвалиться не может, а игумен рад-радехонек, что
удалось почествовать
гостя дорогого. Дюков долго глядел на толстое звено балыка, крепился, взглядывая на паломника, — прорвало-таки, забыл Великий пост, согрешил — оскоромился. Врагу действующу, согрешили и старцы честные. Первым согрешил сам игумен, глядя на него — Михей со Спиридонием. Паломник укрепился, не осквернил уст своих рыбным ядением.
Положив уставные поклоны и простившись с игумном и
гостями, пошли отцы вон из кельи. Только что
удалились они, Стуколов на леса свел речь. Словоохотливый игумен рассказывал, какое в них всему изобилие: и грибов-то как много, и ягод-то всяких, помянул и про дрова и про лыки, а потом тихонько, вкрадчивым голосом, молвил...
Очень хотелось ей недельку-другую еще
погостить в Осиповке, да не
удалось.
Наезжие отцы, матери, отстояв часы и отпев молебный канон двенадцати апостолам [На другой день Петрова дня, 30 июня, празднуется двенадцати апостолам.], плотно на дорожку пообедали и потом каждый к своим местам отправились. Остались в Комарове Юдифа улангерская да мать Маргарита оленевская со своими девицами. Хотели до третьего дня
погостить у Манефы, да Маргарите того не
удалось.
В джуму вечером в
гости к наибу собралось столько народу, что всех едва
удалось усадить в просторной сакле бека-Мешедзе.
При этой шутке старого циника Лариса совсем вспылила и хотя промолчала, но покраснела от досады до самых ушей. Не
удавалось ничто, и
гости рано стали прощаться. Лариса никого не удерживала и не провожала далее залы. Подозеров один благодарил
гостей и жал им в передней руки.
Ближе видеть этого
гостя ей не
удалось: он уехал поздно, прямо из кабинета, и в зал не входил.
Вскоре после того мы с Вырубовым посетили А.И. При нем тогда была только Н.А.Огарева и их дочь Лиза, официально значившаяся также как девица Огарева. Он просил меня навещать его и собирался взять на зиму меблированную квартиру. Но это ему не
удалось тогда сделать. Он получил депешу, что его старшая дочь Н.А. серьезно заболела какой-то нервной болезнью, и он тотчас же решил ехать во Флоренцию, где она
гостила тогда у брата своего Александра, профессора в тамошнем Институте высших наук.
Смущенные до крайности
гости и хозяин, не зная, что им делать, отвели в сторону Климова и стали просить его, чтобы он не затевал скандала. В дверях показались удивленные женские физиономии… Jeune premier повертелся, поболтал и с таким выражением, будто он не может более оставаться в доме, где его оскорбляют, взял шапку и, не прощаясь,
удалился.
— Вот тебе, Зизи,
гостя привел, побеседуй с ним, а то они с княжною, того и гляди, друг друга сглазят, по целым дням не наглядятся. Покойной ночи. Впрочем, это мне, а вам приятного вечера! — пошутил он и
удалился.
Между тем, в ожидании свадьбы Кульковского, на которой и цыгане должны были действовать в числе трехсот разноплеменных
гостей (надобно пояснить себе, что происшествия, нами рассказанные с начала романа, случились в течение двух-трех недель), товарищ Мариулы коновалил, торговал лошадьми, вставлял им зубы, слепых делал зрячими, старых молодыми и, где
удавалось, не клал охулки на руку.